Я пойду по авеню Монтеня среди прохожих, которые не обратят никакого внимания на анахронизм моего облика; дойдя до тупика, находящегося на той же стороне улицы, что и театр Елисейских полей, толкну застекленную дверь и по цементной лестнице с железными перилами поднимусь на третий этаж. Там, в некоем подобии треугольного стенного шкафа, помещается некое учреждение, где сидит тощий молодой человек, занятый исправлением типографских корректур.
Я. Вы - Рене Клер?
Молодой человек. Да, это я.
Теперь представим себе, что между этими двумя лицами завязался разговор. Старший спрашивает младшего, что тот думает о кино 1923 года. Молодой человек, мрачный и решительный, такой, каким бывают только в его годы, отвечает не колеблясь.
Р. К. 1923 года. Кино еще чересчур молодо, чересчур несовершенно, оно не может удовлетворить нас, если оно стоит на месте. Когда оно не движется вперед, оно, очевидно, катится вспять. Возможно вас заинтересует тренировка в зале для девушек программа.
Р. К. 1950 года. А что собственно вы понимаете под словом «кино»? Это слово в будущем будут применять в различных значениях.
Р. К. 1923 года. Следовало бы перестать носиться со словами. Оттого ничто и не улучшается, что мы боимся отмести старые понятия. Кино - это нечто такое, что не поддается словесному определению. Но подите втолкуйте это людям - вам, мне и другим,- развращенным тридцатью веками разглагольствований: поэзия, театр, роман... Для этого надо вернуть им восприятие дикаря или ребенка, которых история Гиньоля интересует куда меньше, чем град палочных ударов, сыплющихся на него.
Р. К. 1950 года. Несомненно. Однако исполнение такого пожелания маловероятно. Вы не боитесь впасть в отчаяние, ожидая, пока оно исполнится?
Р. К. 1923 года. Когда возрождается оптимизм, думают, что кино обладает отличным здоровьем. Чего только не делали, чтобы удушить его в раннем детстве. И все же оно растет и будет расти; оно превратится в нечто чудовищное. К удивлению тех, кто собирался вечно держать его в пеленках, оно превратится в не доросшего гиганта.